segezha.onego.ru

ВФ (я даже не в курсе обращаться ли к тебе мадам или мусье), а не кажется ли тебе, что именно ты вотнул сюда свой пост совершенно не в тему 'травли' бывшего 'моремана'? Нет?

Неее, про заслуги я ни слова не говорил. Но твоими заслугами в этой ветки ты даже до "Ты" не особо дотягиваешь. Так что от меня к тебе "ты" - это авансом ...

Бочки с Крыма.

Августовское солнце неуклонно снижалось к закату в Угольной гавани города на Неве, но вдруг, зацепившись за стрелу портового крана, осветило мягким светом странную пошатывающуюся парочку на пирсе. Что было странного в этой парочке, так это не первой свежести одежда и двух-трехнедельная небритость. А пошатывание на пирсе в общем-то никого, никогда и не удивляет. Пьяные 'бичи’ или рыбаки? 'Бичи' - это моряки, болтающиеся в порту и ожидающие свой пароход. Но нет, это были настоящие рыбаки! А рыбаки это что - не моряки? Нет, эти - те еще моряки! Если в десятибальный шторм, на хрупком сейнере болтаются сутками в море, когда в любую минуту может сорвать крышки трюмов или высоченная волна может устроить посудине ’оверкиль’, то эти парни - настоящие мореманы! Так вот, наши рыбачки, проходя мимо двух сцепленных вагонов-телятников, уже направлялись к сейнеру, как вдруг позади них загремела тяжелая вагонная дверь. В проеме показалась женщина в телогрейке, прикрылась ладошкой от солнца, ударившего ей по глазам, и начала методично лузгать семечки, небрежно сплевывая их прямо на пирс. Рыбакам это почему-то не понравилось и они уже собрались было тетке нахамить, но что-то их остановило. Это что-то оказалось большими дубовыми бочками, на одну из которых и опиралась теткина внушительная 'корма'.
- А здрасссьте! – осклабился один - И откуда же такую красулю занесло к нам в Северную Пальмиру?
- А шо? Рази это уже не Ленинград?
- Да Ленинград - город Ильича, слышали про такого?
- Ой, да ну вас! Ну и шуточки – Пальмира какая-то...
- Так просветите, где такие красотки обитают?
- Та с Крыму мы! Привезли колхозное вино и коньяк, а нас сюда затолкали. И вот уже второй день маемся. Еда кончается, махгазин далеко, а товар не бросишь – чать материальная ответственность!
- Так давйте устроим обмен (слова бартер тогда еще не слыхивали)! Мы вам еду притараним, а вы нам в бидончик накапаете..
- Не-е-е. Мне шо потом, бутербродами отчитываться?
- Ну тогда продать... Почем винишко-то?
- Полтора рубля, а коньяк – три.
- Литр?
- Литр!
- И коньяк – литр? – переглянулись рыбаки.
- И коньяк!
- Ну тогда мы – мигом!
Через 10 минут возле вагона уже стояла небольшая очередь, а по пирсу от ошвартованных буксиров и сейнеров к нему неслись крепкие, одетые как попало, мужики с бидонами, ведрами и трехлитровыми банками. А рыжее солнце, как-то незаметно спустившись со стрелы крана, прилегло напоследок на высокую угольную кучу и тихо наблюдало сей ажиотаж. Очередь быстро разрасталась, но тишина и порядок были идеальные. Порт все-таки, а не барахолка! Но все хорошее, к сожалению, быстро заканчивается. Ни с того, ни с сего 'тетка с Крыму' торговлю решила свернуть, очередь разволновалась, а потом и разделилась на две части. Те, что с пустой посудой, пытались тетку уломать еще на полчасика, но она была непреклонна как Сфинкс.
Гулянка еще только начиналась. Парни с буксиров и сейнеров подобрели, стали приглашать друг друга в гости, хотя обычно их дружба дальше системы 'вы нам - бутылку, мы вам - ящик палтуса' не шла, но тут была настоящая идиллия...
Часов около одиннадцати, в кубрике сейнера, явно заговорчески, шептались двое.
– Пара сантиметров – пол, до дна – еще сантиметра три, да само дно столько же. Вот и считай! Не меньше десяти, а лучше все пятнадцать! И диаметр не больше пяти, а лучше три!
- Так медленно же...
- Зато бесшумно!
- Вы про что? – подсел к ним третий, но его тут же прогнали.
- Но вот такой длины на три или на пять не найти. Может на буксирах поспрашивать?
- Ага. А потом растрепать им все и с ними же делиться? Да? Где-то я у деда видел пруток, то ли на пять, то ли на шесть. Как раз в торец сверла приварю, лишнее на наждаке сниму и будет то, что надо! Ну я пошел...
Через каких-то полчаса он вернулся, неся в руках коловорот с длинным тонким сверлом. И надо же было в этот самый момент появиться в кубрике нашему 'кэпу'. Заподозрив неладное, точнее заметив отсутствие половины команды на борту, он каким-то чутьем (а нюх у него был ого-го) быстро нашел эту самую половину, загнал ее на борт, приказал отдать швартовы и погнал пароход в Кронштадт.
Через два дня, на том же самом пирсе рассказали нам все подробности той ночи и утра. Те рыбаки где-то около часа ночи, с коловоротом и ведрами, подлезли под вагон, тихонько просверлили пол, но с первого раза попали между бочек, а вот со второго – полилась тоненькая струйка, под нее наклонно подставили ведро, потом второе.., третье... Потом сообщили соседям... А те другим соседям...
А наутро, после того когда столкнулись два буксира, а сейнер, отходя от пирса, умудрился помять корму, нагрянула судоходная инспекция! У этих на алкоголь - тот еще нюх! И были разборы полетов... А вагоны, тут же куда-то угнали. Получается, что сделали ’тетке с Крыму’ благое дело? Или все-таки не получается? Не знаю. Но в общем-то, поняли мы, что совершенно зря два дня дулись на нашего 'кэпа' и его уникальный нюх.