segezha.onego.ru

Было это во времена, когда жили на свете Рыцари и их прекрасные Дамы.
Жил тогда Рыцарь, называемый Кремень.
Неспроста его так назвали - был он сильным и смелым. А еще он никогда не снимал свои доспехи. Кто он, откуда взялась его сила - никто не знал.
Довелось ему сопровождать в пути прекрасную Леди - одну из дворянок государства.
Леди было интересно в пути. Ведь Кремень много знал, и был прекрасным собеседником. Как водится у женщин, ей захотелось узнать тайну рыцаря во что бы то не стало.
В разговоре она порой задавала ему неожиданные вопросы, делилась своими тайнами, ожидая ответной откровенности.
Но ничего не смогла она узнать. И была этим очень раздосадована.
Тогда она решилась на хитрость - притворилась, что сильно устала и легла спать по-раньше. А сама тихонько подглядывала за своим рыцарем.
Вскоре он решил, что она и вправду спит. Тогда он отошел от лагеря в лес. Леди последовала за ним в отдалении. Однако она заметила, что он собирается снять доспехи. От радости она сделала неосторожное движение, и под ее ножкой хрустнула ветка.
Рыцарь обернулся. Леди увидела , что под доспехами нет человеческого тела. Внутри пылал огонь.
- Нельзя это видеть никому из людей! О, Леди, зачем так безрассудно вы поддались любопытству? Много я видел беззакония и бед, в которых повинны люди. Ненависть к ним я скрываю, и одновременно она дает мне силы жить и сражаться...А теперь, когда тайна раскрыта - горе вам!
В это момент доспехи превратились в камень, а огонь ненависти обрушился на Леди.
Она была не злой человек, и огонь лишь опалил ее белое тело, оставив черные шрамы. Но сама она от ужаса превратилась в дерево.
И сейчас на березах мы видим эти черные отметины - следы от огня , и слезы сожаления , которыми орошает себя любопытная Леди.

Возилась как то баба с соломой. Да и заигралась – связала чучелко величиной с человека.
Ну, раз связала – одеть значит надо!
Открыла сундук заветный , поковырялась – да и выбрала чучелку одежды.
Стал он еще больше на человека похож.
Баловство то у нас не больно любят. Поэтому на следующий день нацепила баба чучелко на палку и отнесла на поле. Чтобы зря красота не пропадала, с пользой, чтобы, чучелко был.
На поле хорошо ему!
Солнце, ветер легонький. С палки далеко все видать.
Глядит чучелко во все стороны да любуется на белый свет.
Солнышко ему весь день улыбалось, птицы сторонились, собаки принюхивались издалека, а люди , завидев смеялись – «Ай, да выдумал кто-то, такое чудо сотворить!»
Ночью тоже весело было – кто-то шел да принял чучелко за человека – ярко пятки сверкали, так испугался ночной гуляка! Ой, долго кто-то потом не шалапутничал.
Потихоньку народ наш привык к чучелку. Да и он привык. Скучать стал.
Птицы нахальничать начали – видят, что не двигается чучелко. Кое-какие смелые пичужки даже гнездышко завели в тулове у него. Осерчал чучелко, расстроился…заскучал…
Ну , баба то она поняла все – подновила, переставила другим боком – раньше то он на запад смотрел. А она его на восток повернула. Солнышко с ним теперь первым здоровалось – вот он повеселел. Да и славно!

Другое продолжение.

На счастье его, чучелкино, городские люди в наших краях объявились.
Как они его нахваливали! Понадаставали техники своей, да его чикать со всех сторон, фотографировать то есть. И так и эдак. И одного и с друзьями-товарищами.
Скоро фото везде напоказывали и прикатили к нам из области музейные уже люди.
«Ох, ах! Какой кспонат пропадает! Ах, творчество, ох, народное!»
Всякими мудреными словами его называли – «фоклёр» да «хемед» . Баба уж не знала радоваться или огорчаться. Молчала больше.
А тут они ее упрашивать, чтобы отдала чучелко в музей. Чтобы остальные люди смотрели, значит, и радовались.
А бабе разве ж жалко? Этой соломы много у нее припасено. Одежда, конечно, из сундука заветного, но отдала. Ну раз людям надо так…
А скоро и нового сделала. Чучелко в хозяйстве то полезная вещь, он не только для красоты… да…

Другое продолжение.

Но это ему сначала скучно было. Пока птенцы не вылупились. А потом как пошла веселая жизнь! Некогда скучать-то стало!
Не заметил чучелко, как и осень пришла. Потом и совсем ему весело стало – люди кругом, урожай надо собрать. Работают люди, да разговоры разговаривают, иногда и песни поют. Работа такая в радость.
Как все убрали, баба и чучелко в сени убрала.
А уж там ему скучать никак не вышло – не кошка так курица, не мышка так муха. Все ему было весело.
Ну а зимой поклонилась баба чучелку в ноги и сказала:
- Ты уж не серчай, обряжу тебя в платье, да пойдем с тобой на праздник зимний. Ты там очень даже пригодишься. Для веселья.
И в правду обрядила в сарафан, да платок повязала.
Праздник был шибко веселый – с песнями, плясками. Даром что в мороз да на улице – зато с блинами да чаем горячим.
Ну а потом сожгли чучелко. Вот и прожил он длинную и веселую жизнь. Всем на радость и на пользу.
А вы дитятки так сможете?

- А сколько живет любовь? – с этого вопроса он всегда начинал прощальный разговор.
Ответы девушек были самыми разными. Они сначала не понимали к чему вопрос. Пытались рассуждать и говорили, говорили. А он прерывал их и добивал:
- Прости, нам надо расстаться…
И тут реакция была самой разной. От молчаливого ухода до истерики, слышной далеко на улице.
Надо заметить, что девушки у него всегда были самые разные – и по характеру и по внешнему виду.
Он правда любил – увидев девушку, влюблялся сразу и бесповоротно. Осыпал комплиментами, цветами. Хотел быть всегда рядом.
Но так же быстро остывал.
Друзья уже давно привыкли к тому, что каждую неделю у него новая девушка. Качали головами, но что они могли? Надеялись только, что хоть одна да зацепится на подольше. Потом они даже стали делать ставки на особо удачных…Но он не менялся.
Он страдал от этого , даже обращался к психологу, на что тот, выслушав, успокоил : «Пройдет, дело молодое…»
- А сколько живет любовь? – вдруг спросили его из темноты.
Он удивился и подошел ближе к говорящему.
- Что вы сказали?
На него смотрела молодая девушка , которая сидела у стены.
- Сколько живет любовь спрашиваю! – теперь он увидел, что она абсолютно пьяна. Глаза были затуманены, а язык еле ворочался.
Он рассмеялся с облегчением – сначала он решил, что это какая-то бывшая подружка его поджидает.
- Сколько бы не жила , а тебе надо бы поспать - он поднял девушку и повел к дороге. Там он поймал такси. Добиться адреса было не трудно. Есть у человека такие вещи, которые он может назвать даже в бессознательном состоянии. Девушка сама назвала адрес как только села в такси.
«Зачем я это делаю?» вдруг спросил сам себя он , но поддался порыву и расслабился.
Он помог ей выйти из машины. Она глянула на него своим замутненным взглядом , и ее сразу стошнило на его пиджак и ботинки.
- Считай, что моя любовь к тебе уже умерла – в сердцах воскликнул он, однако, повел ее наверх.
В квартире он первым делом сбросил девушку на кровать. А сам пошел привести себя в порядок.
Странно, но уезжать не хотелось. Почему то ему захотелось позаботиться о девушке… просто так. Он так и прилег рядом с ней, не раздеваясь.
Утром он встал раньше и приготовил кофе.
Она поднялась и даже не удивилась мужчине на кухне.
Видно было, что она не помнит ничего, но это мало ее заботило. Она выпила кофе, съела бутерброды и сказала:
- Слушай, мне на работу нужно – будешь уходить – захлопни дверь, ладно? Пока.
И ушла.
Растворилась. И что-то пропало. Пусто стало.
Ему тоже надо было на работу.
«Что в ней особенного?» спрашивал он сам себя весь день. И не находил ответа.
Вечером он решил пойти в бар, и даже познакомился с девушкой. Но не влюбился как обычно. Поболтал, выпил и ушел домой один.
Он увидел ее на том же месте – она была вдрызг пьяна.
- Да что ж это такое!?
Все повторилось – только в этот раз он был осторожнее, и ее стошнило на мостовую.
На утро он решил проследить за ней. По дороге позвонил на работу и сказал, что заболел.
Она работала официанткой в кафе. После работы она поехала на кладбище, и долго стояла у могилы какого-то военного. Потом пошла в бар и напилась.
Он запомнил имя на плите. Полез в интернет и нашел.
«Геройски погиб…военный со стажем… осталась вдова…родина будет помнить…» - обычные слова. Штампы. А она спивается и умирает…Сколько живет ее любовь? Неужели она так и умрет, заливаемая спиртным?

Энни сидела у стены бара. Вдруг к ней подошел парень в военной форме и сказал:
- Здравствуй, Энни!
Это был ее Роберт. Она сразу почувствовала это.
- Роберт это ты? Ты изменился, я бы не узнала тебя… – не дыша спросила она, поднимаясь.
- Узнала! Ты же понимаешь – никто не был уверен, что я выживу, пришлось даже сделать пластическую операцию…С военным делом придется завязать – мы поедем с тобой к морю и будем там жить.
- Хорошо, дорогой.
- Отправляемся прямо сейчас!
- Это правда ты? – все еще не верила она.
- Да, это я… - соврал он...

Один взмах руками и родители уже сидели на стульях, развернутые к ней. По дороге к фортепиано, она подняла вытянутую ладонь вверх и крышка инструмента открылась.
Она села за него, выждала секунду и начала играть...

- Вашей девочке уже 5 лет, а она не разговаривает - разве вам не понятна проблема?
- Но она все понимает! Хорошо справляется с заданиями...- мама сыпала словами, - и она уже умеет читать! И пишет слова!
- Но в школе не достаточно писать и выполнять задания! Надо говорить. - Специалист комиссии выдохнула, улыбнулась и попыталась добиться дружелюбного тона. - Мы же вам не враги - девочка всего лишь перед школой походит в специальный детский садик, там с ней будут работать специалисты....
В зале стояло пианино. Пока взрослые разговаривали, Ирочка подошла к нему.
"Ты такой красивый, гладкий!" Она погладила инструмент. "Хочешь со мной поиграть?"
Крышка открылась. Ирочка улыбнулась и коснулась клавиш.
Взрослые все спорили - каждый о своем, а она играла. Сначала они не обращали внимание, а потом застыли в изумлении. Они ясно услышали в музыке просьбу ребенка:
"Тетеньки, а можно я останусь в своем садике? Маргарита Феодосьевна такая хорошая, а Юля такая добрая! А еще у нас в саду живет кролик. Он пушистый и мягкий. Я почти умею говорить... ну пожалуйста..."

После концерта она захотела пройтись. Звуки города ей нравились. Это была такая музыка - нестройная, где-то грубоватая, но всегда разная.
Они вышли из темноты и молча стали подходить.
Что-то требовали - она так не и вспомнила потом. Потому что появился парень и они убежали.
"Я бы и сама справилась" подумала Ира.
- Ты зачем тут ходишь в такое время? - спросил спаситель.
Она молчала.
- У как тебя напугали, бедолага...Показывай куда идти - я провожу...
"Какой он... естественный.. мне нравится" Ирина улыбнулась и они пошли к ней домой.
Дома он был напоен чаем, а потом она играла.
Ирина закончила и обернулась - ее гость ничего не услышал. Он читал какой-то папин журнал про спорт. Ирина хлопнула рукой по коленке и журнал захлопнулся.
Парень стушевался и засобирался домой.

Он гуляли, а Ирина наблюдала.
"Что он нашел в ней? Она без умолку болтает...и он тоже... как они слышат друг друга в таком шуме?"
Сама не замечая, Ирина поднималась в воздухе все выше и выше, воздух вокруг нее трещал, изредка озаряясь блеском молний.
И тут она заметила их сердца. Они бились в одном ритме. Ритм создавал музыку. Их музыку. Ей все стало понятно. Но легче не стало. Молнии стали ярче и вскоре последовал удар и вспышка...

- Мама , я дома.... - сказала Ирина.
- Хорошо, дочка... - ответила мама.
Мгновение она смотрела на дочь не понимая ничего...
- Ты ... можешь... говорить? - тихо спросила мама.
- Выходит теперь могу, - ответила Ирина. - Я всегда могла, только не хотела...

— Дим, ты спишь?
- Сплю.
- Ну, спи.
Переворачиваюсь на бок. Рядом недовольная возня. Секунд двадцать.
- Ну всё. Весь сон ушёл. А всё ты виновата.
Царапает мою спину.
- Ну вот чо ты жопой повернулась? Ты чего хотела-то?
- Ничего уже. Забыла. Сплю я. Отстань.

Кусает за плечо.
- Бубубубу.

Молчу.
- Ну и молчи.
- Ну и молчу.

Ложится рядом. В темноте чувствую, что улыбается.
- Так чего хотела-то, ну?

Поворачиваюсь к нему лицом, приподнимаюсь на локте:
- Слушай, мне платье не нравится! Ну говно же платье!

Смотрит на меня в темноте. Тремя пальцами трёт переносицу.
- Ты про свадебное что ли?

Морщусь.
- Да какое оно в жопу свадебное! Это вообще не платье! Это юбка с чем-то непонятным!

Включает ночник, жмурится, смотрит на часы.
- Лида. Три часа ночи. Тебе заняться нечем?

Надуваю губы. Рисунок на подушке разглядываю.
Бельё новое, кстати, нужно купить. Это бабушкино еще. С узором, содранным с общепитовских тарелок. Но крепкое, крепкое.

- Я уснуть не могу. Я его сегодня днём три раза еще померила. Ну говно же, говно!

Встаёт с кровати. Берет с кресла плед. Протягивает мне руку.

- Вставай. Пошли курить.

Встаю, даю себя закутать в плед. Натыкаясь на дверные косяки, иду, качаясь, на кухню. Димка щелкает зажигалкой.

- А теперь давай начистоту. Не хочешь же?
- Не знаю.
- А платье – это ж так… Да?
- Наверное.
Свет на кухне не включаем. У нас обоих глаза слабые. Но я и так вижу, что Димка у окна стоит.
- [censored]…

Я не перебиваю. Ну, пусть тоже что-то скажет.

- [censored]. Лида, я тебя насильно не тащу. Не тащу. И отцом Дюшке я не стану – ну какой [censored] из меня отец? Другом? Не надо ему таких друзей, сама знаешь… Думай. Сама думай.

А плед, кстати, тоже бабушкин. Вон и подпалина на нём – я пальцами плешь чувствую. Это мне лет десять было, я у дедушки спички украла. И плед прожгла, и деда подставила – бабушка же не знала, что он тайком от неё курит. Курит, а потом усы подстригает. Потому что седые, и желтеют моментально. А бабушка у нас строгая. Всё увидит. И даже дедовы усы, на миллиметр короче которые…
- Дим…

И табуретка старая. Клеёнчатая. Скрипучая. Одна осталась, остальные три уж выбросила. Я любила, когда к бабушке гости приезжали. Однополчане дедовы. Родственники из Свердловска. Почтенные такие. Бабушки в шёлковых блузках, дедушки в костюмах. Умели же раньше пожилые люди хорошо выглядеть, да… И вот приедут сюда гости, и, конечно, наступает момент, когда дед ставит меня на табуретку (на эту?), а там уж дело за малым: не посрамить деда, не запнуться. «Руслана и Людмилу» читала. До слов «…Владимир-солнце пировал». А дальше не знала. Да и не надо было, мне и так все хлопали, и шёлковые бабушки говорили моему деду: Учить её нужно, Юрий Николаевич, непременно учить! А дед в усы, на миллиметр обстриженные, хмыкал довольно, и говорил: А вот, в школу музыкальную её отдали. Двадцать семь рублей в месяц. Лишь бы нравилось.
Тут, конечно, сразу вопросы: А тебе нравится, деточка? Не тяжело тебе?
Любила я, когда гости приезжали…

- Дим. Дело-то не в тебе… Зачем нам это? Ну, какая из нас семья, а? Мы ж распиздяи. Кого обмануть-то хотим?

Поворачивается ко мне лицом. Но лица всё равно не вижу: ему луна в спину светит.
- Я тебя понял. Пойдём спать.
- Я не докурила!

А это уже характер мой, характер… Видишь же, что я не всё еще сказала – ну куда ты поперёк батьки-то? Я начала – я и закончу.

А он стоит. Ждёт терпеливо. Тоже характер, характер… Рупь за сто даю: губы поджал. Но не вижу, конечно. У нас глаза с ним слабые.
- Дим, я просто хочу другое платье. Вот и всё.

Протягивает мне руку, помогает встать с табуретки. А я как мумия в этом пледе. Нет, не буду новый покупать. Подумаешь, подпалина. Зато чистая шерсть.
- Съехала, да?
- Да. Пойдём спать.

Четыре часа ночи. Не сплю. Ни в одном глазу. Платье-то, конечно, ничего. Нормальное платье. Красивое. Может, не надо другое покупать?
- Красивое платье, Лид. И оно тут не при чём.
Не спит, хо-хо-хо. А притворялся-то…
- Я знаю. Какое сегодня?
- Уже седьмое. Мы спать-то будем?
- Будем. Спи.
- И ты спи.
- И я буду, да. Ну всё, честно: я сплю.

Ворочается. Не верит. Вряд ли уж уснёт сегодня.
А у меня еще двадцать три дня в запасе. Разберемся. И с платьем, и не с платьем…

***
- Лида! Лида, ёбаныйрот! Что ты встала, [censored]? Соль неси, быстро! И бутылку воды! Быстро!
- Соль?! Соль?! Соль?!
- Паша, ёба, [censored] ты с ней разговариваешь? Ключи у неё в сумке стопудово! Сумку дай! Ключи там?
- Соль?!
- Да уберите её кто-нибудь, сука!!!
- Лидок, пойдём на улицу. Не смотри туда. Пойдём.
- Я никуда не пойду!!! Паша, это что? Это что, я тебя спрашиваю?!
- Я сказал – уберите дуру отсюда, ну вы чо? Лёха, принёс? [censored], а чемодана говна там не было? [censored] мне килограмм?
- Да у неё в шкафу пачка стояла. Я солонку не нашёл.

Чайная ложка соли растворяется в столовой ложке воды. Бабочка-инсулинка, через вату. И по вене. До упора.

- Давай, Генри! Давай, сука, ну!

Димкины глаза распахиваются. Они мутные. И снова закрываются. Губы синие. Ноги судорогой сводит.

Почему-то не на него смотрю, а на пол. Обычный заплёванный пол обычного подъезда в девятиэтажке. Кто-то соль рассыпал. Это к ссоре. Килограмм целый. К охуенной ссоре, наверное.
А ведь он умрёт. Не сейчас, так попозже. Я-то не смогу так ловко соль по вене… Я и шприц-то в руки сроду не брала.

Тваааааарь… Ах, какая же ты тварь…

- И зачем?! И зачем вы его откачали, [censored]? Вы меня вообще спросили: а оно мне надо? Вот это – оно мне надо?! Я убью тебя, скотина! Кольцо отдай, гнида, пока на дозу не прохуярил! Кольцо отдай!
- Лидок, Лидок… Ну ты это… Ну извини, ёба. Мы щас это… Генри домой занесём, лады? Щас его крючить будет, ты уж там последи, чтоб ровненько всё, да?
- …
- Чччччч… Лидунец, ну чо орать? Чо орать? Потом поорёшь. Ну, ты уж прости его, он нормальный пацан, я отвечу. Ну, [censored] вышла, такое со всеми бывало…
- [censored]?! Паша!
- Ччччч… Ну всё, всё. Ну давай потом, а? Лёха, неси его домой. Сегодня какое у нас?
- Седьмое, пятница.
- А, ну заебца. До понедельника очухается. Если его Лидка не убьёт. Бгагагагагага Неси, говорю!

Тваааааааааааааааааааааааааааааарь… Тваааааааааааааааарь… Господи, за что ты мне достался, сукааааааааааа… Ну, за чтооооооо?!

***

- Вы кто?
- Жена.
- Говорить-то можете?
- Могу. А мама где?
- У соседки. Плохо ей.
- А Дима где?
- Нервы у вас как?
- Да ни в пизду. Где он?
- На кухне. Только вы это… Сразу-то на лицо ему не смотрите. Несколько дней пролежал. А ноябрь вы ж понимаете… И батареи на всю. А окна закрыты.
- Можно и на ты.
- Лады. Давно он у тебя это…
- С марта.
- Рецидив или с нуля?
- Сказали, что в семнадцать лет еще начал. В двадцать два, вроде, соскочил. Я не знала.
- А щас ему сколько?
- Двадцать пять.
- Ненадолго хватило. Жадный.

Пауза.

Ну и наговнили тут… Народу набилось как в шестьсот пятый автобус. Менты, соседи, Пашка, вон, блюёт у двери… А убирать, интересно, кто будет?

- У кого брал, знаешь?
- У Наташки Ефремовой.
- Ты её знаешь вообще? Видела?
- Это одноклассница моя, бывшая.
- Если чо, позвонить ей сможешь? Контрольную закупку сделаем, а? А? ты этим-то, вон, скажи, чтоб не песдели раньше времени. Если до завтра слухи не поползут – еще успеем Наташку прикрыть. Так что?
- Я к нему.
- Ты на лицо не смотри.
- Я помню.

У кухни стоят двое. И блокнот.
Смеются.
День милиции же сегодня… Праздник у ребят, сегодня будут танцы. А тут Генри, не вовремя совсем…
- Вы кто?
- Жена.
- Миш, супругу пропусти… Так чо там? Смерть наступила около трёх суток назад… Это какое число было? Седьмое…
- Да не пиши ты ничего! Труповозка еще не приехала. Щас врачи сами всё напишут, ну. Может, он и раньше лыжи задвинул – вонища-то какая… Девушка, вы проходить будете?

Я не буду смотреть тебе в лицо.
Я не буду.
Не буду.
Не…
…надо, Господи, ну не надо!
Ёбаное платье…

После пятой чашки горького кофе, Эльвира Рихардовна все-таки уснула.
Ей снился все тот же сон.
В ее руках красивая кукла – в прекрасном кружевном платье , волосы у нее золотые и вьются. Напротив нее стоит девочка – ей лет 5, она плачет и кричит: «Отдай мою куклу!».
Никак Эльвира Рихардовна не могла понять – воспоминание это или навязчивое видение.
Утром ее посетила мысль.
Она была женщина волевая и решительная. Поэтому сразу приступила к ее реализации.
Сначала она стала искать ткань, потом нитки. То, что было у нее дома не подходило. Тогда она отправилась в магазин. День прошел быстро. К вечеру на столе лежала ткань, кружева, нитки в тон, пуговицы…Это как-то успокоило, и именно в эту ночь Эльвира Рихардовна спала спокойно. Видение отступило.
На следующее утро она приступила к шитью. К вечеру на столе сидела кукла – голышок и без волос, но такая живая, что Эльвира Рихардовна не удержалась, и взяла ее к себе в постель.
«Хорошо, что меня никто не видит сейчас» промелькнуло у нее в голове, и она тут же уснула.
Платье и волосы появились на следующий день.
Кукла была точно такой, какая виделась во сне.
Она стала подружкой Эльвиры Рихардовны, терять которую ей не хотелось. И все было бы хорошо, если бы сон не вернулся. Он стал еще реалистичнее и страшнее. Девочка рыдала и требовала куклу, а Эльвире Рихардовне было очень тяжело ее отдать. Даже во сне.
Утром Эльвира Рихардовна отправилась во двор. Там иногда играли дети. Девочек там не было, тогда Эльвира Рихардовна пошла в парк. К вечеру она обошла все близлежащие детские площадки. Наконец, она зашла в тихий двор. Там стояли качели и песочница. На качелях сидела девочка. Именно та, из сна. Она сидела и тихонечко качалась. Было видно, что она задумалась о чем-то и грустит.
Эльвира Рихардовна подошла к ней и протянула куклу:
- Держи, она твоя!
Девочка широко распахнула глаза и взяла куклу.
- Спасибо, Добрая волшебница- тихо сказала она.
Добрая волшебница улыбнулась и ответила:
- Пожалуйста!
В эту ночь ей приснилась другая девочка.