Там в Мурманске один якут, Прорабом был. Мастеровой от Бога. Он камень клал. Ахматову любил. Рабочий и поэт от Бога. Ох, как он матом клал, все пустословие времен. Как верил в лучшее, своей мечты в творенье. И как обыденно он умирал, В автобусе сползая под сиденье. Удары сердца заглушали темноту. Безумно серый купол мурманского неба. Они, ему, мешали слушать тишину. Ту где никто из нас еще и не был. Сирены скорой... Суета людей! Удар! -Заряд! Удар! И снова. На серпантине. И среди людей. Автобус. Скорая. Сугробы. Он трижды возвращался но ушел. Он так привык, Он не любил прощаться. И так случилось, в мире глянца. Мне не хватает его строк: "Перекаты и плесы застилает туман. Сколько вод ты уносишь, Колыма, в океан! Берега свои моешь, с ними в вечном бою... И когда ты откроешь людям тайну свою? Расскажи, чем богато скал прибрежных нутро. То, что было когда-то, что водой унесло. Ведь за долгие веки помнишь ты, Колыма, Как понурые зеки возводили дома, Уголь в шахтах рубили и копали руду, И колымской водою запивали нужду. А потом, после сроков, жизнь вели без затей: Материли пророков и рожали детей, И по праздникам пили, и дрались по злобе, На работу ходили - в общем, жили себе... Как хвощи на старицах проросла детвора, Кто уехал в столицы, кто осел у двора, У родного порога... Ну а те, что вдали, Край, обиженный богом, позабыть не смогли. Край, где выли метели, где гремел ледоход, Где гудками своими нас будил пароход, Где сиянье в полнеба, и полгода - зима... Отпускать нас не хочет от себя Колыма... "
|